Неточные совпадения
Марина засмеялась. Каждый раз, беседуя с нею, он ощущал зависть к ее умению распоряжаться
словами, формировать мысли, но после беседы всегда чувствовал, что Марина не стала
понятнее и центральная ее мысль все-таки неуловима.
«Это она говорит потому, что все более заметными становятся люди, ограниченные идеологией русского или западного социализма, — размышлял он, не открывая глаз. — Ограниченные люди —
понятнее. Она видит, что к моим
словам прислушиваются уже не так внимательно, вот в чем дело».
Варавка был самый интересный и
понятный для Клима. Он не скрывал, что ему гораздо больше нравится играть в преферанс, чем слушать чтение. Клим чувствовал, что и отец играет в карты охотнее, чем слушает чтение, но отец никогда не сознавался в этом. Варавка умел говорить так хорошо, что
слова его ложились в память, как серебряные пятачки в копилку. Когда Клим спросил его: что такое гипотеза? — он тотчас ответил...
— Ни в одной стране люди не нуждаются в сдержке, в обуздании их фантазии так, как они нуждаются у нас, — сказал он, тыкая себя пальцем в мягкую грудь, и эти
слова, очень
понятные Самгину, заставили его подумать...
Впервые за все время связи с нею Клим услыхал в ее
словах нечто
понятное и родственное ему.
Я хоть и начну с девятнадцатого сентября, а все-таки вставлю
слова два о том, кто я, где был до того, а стало быть, и что могло быть у меня в голове хоть отчасти в то утро девятнадцатого сентября, чтоб было
понятнее читателю, а может быть, и мне самому.
В этой книжке есть много
слов, не всякому
понятных. Здесь они почти все означены...
И она смеется сердечным смешком, нос ее дрожит уморительно, а глаза, задумчиво светясь, ласкают меня, говоря обо всем еще
понятнее, чем
слова.
Я видел, как изменилось, опрокинулось его лицо, когда он сказал «страшно один», — в этих
словах было что-то
понятное мне, тронувшее меня за сердце, и я пошел за ним.
И если жена моя здесь осталась, — продолжал он, раздражаясь почти с каждым
словом всё более и более, — то скорее, сударь, от удивления и от
понятного всем современного любопытства посмотреть странных молодых людей.
Объяснить все это
понятными, простыми
словами никто бы не сумел, а чувствовали все определенно и ясно, — это опять черта русского человека, который в массе, в артели, делается необыкновенно умен, догадлив и сообразителен.
Вообразите наши разговоры и вы поймете, что я в сильном и не для всякого
понятном волнении: радостно и тяжко — вот в двух
словах изображение всего моего существования.
Тут начал он толковать с обоими перевозчиками, которые жили постоянно на берегу в плетеном шалаше; немилосердно коверкая русский язык, думая, что так будет
понятнее, и примешивая татарские
слова, спрашивал он: где бы отыскать нам червяков для уженья.
Несколько раз мать перерывала мой рассказ; глаза ее блестели, бледное ее лицо вспыхивало румянцем, и прерывающимся от волнения голосом начинала она говорить моему отцу не совсем
понятные мне
слова; но отец всякий раз останавливал ее знаком и успокаивал
словами: «Побереги себя, ради бога, пожалей Сережу.
Понятное дело, что такое выдающееся событие, как бал, подняло страшный переполох в женском заводском мирке, причем мы должны исключительно говорить только о представительницах beau monde’a, великодушно предоставивших всем другим женщинам изображать народ, — другими
словами, только декорировать собой главных действующих лиц.
Всегда напряженно вслушиваясь в споры, конечно не понимая их, она искала за
словами чувство и видела — когда в слободке говорили о добре, его брали круглым, в целом, а здесь все разбивалось на куски и мельчало; там глубже и сильнее чувствовали, здесь была область острых, все разрезающих дум. И здесь больше говорили о разрушении старого, а там мечтали о новом, от этого речи сына и Андрея были ближе,
понятнее ей…
«Как этот гордый и великий человек (в последнем она тоже не сомневалась), этот гордый человек так мелочен, что в восторге от приглашения какого-нибудь глупого, напыщенного генеральского дома?» — думала она и дала себе
слово показывать ему невниманье и презренье, что, может быть, и исполнила бы, если б Калинович показал хотя маленькое раскаяние и сознание своей вины; но он, напротив, сам еще больше надулся и в продолжение целого дня не отнесся к Настеньке ни
словом, ни взглядом,
понятным для нее, и принял тот холодно-вежливый тон, которого она больше всего боялась и не любила в нем.
Когда предложены были тосты за всех почетных посетителей, один из представителей муниципалитета попросил
слова, поднял бокал за присутствовавшего на банкете представителя широко распространенной газеты, издающейся в Москве, этой исторической колыбели России, близкой,
понятной и дорогой всему просвещенному миру.
Воспоминание становилось определеннее.
Слова выходили из звучного жужжания ясные, с
понятным смыслом. Барышня совсем оторвала глаза от рощи, и господин переставал безжизненно встряхиваться на своем сидении.
Я наткнулся на него лунною ночью, в ростепель, перед масленицей; из квадратной форточки окна, вместе с теплым паром, струился на улицу необыкновенный звук, точно кто-то очень сильный и добрый пел, закрыв рот;
слов не слышно было, но песня показалась мне удивительно знакомой и
понятной, хотя слушать ее мешал струнный звон, надоедливо перебивая течение песни.
Все принятые ребята бессмысленно повторяют эти дикие
слова, и так называемый «батюшка» уезжает с сознанием того, что он правильно и добросовестно исполнил свой долг, а все эти обманутые ребята считают, что те нелепые, не
понятные им
слова, которые они только что произнесли, теперь, на всё время их солдатства, освободили их от их человеческих обязанностей и связали их новыми, более обязательными солдатскими обязанностями.
Нет, он плохо понимал. Жадно ловил её
слова, складывал их ряды в памяти, но смысл её речи ускользал от него. Сознаться в этом было стыдно, и не хотелось прерывать её жалобу, но чем более говорила она, тем чаще разрывалась связь между её
словами. Вспыхивали вопросы, но не успевал он спросить об одном — являлось другое и тоже настойчиво просило ответа. В груди у него что-то металось, стараясь за всем поспеть, всё схватить, и — всё спутывало. Но были сегодня в её речи некоторые близкие,
понятные мысли.
Но вот всё чаще в речь её стали вмешиваться тёмные пятна каких-то незнакомых
слов, они разделяли, разрывали
понятное, и прежде чем он успевал догадаться, что значило то или другое
слово, речь её уходила куда-то далеко, и неясно было: какая связь между тем, что она говорит сейчас, с тем, что говорила минутою раньше?
Я говорил, тщательно обдумывая
слова, так что заметное напряжение Биче при моем рассказе, вызванное вполне
понятными опасениями, осталось напрасным.
— Много дней слышали мы эти звуки, такие гулкие, с каждым днем они становились всё
понятнее, яснее, и нами овладевало радостное бешенство победителей — мы работали, как злые духи, как бесплотные, не ощущая усталости, не требуя указаний, — это было хорошо, как танец в солнечный день, честное
слово! И все мы стали так милы и добры, как дети. Ах, если бы вы знали, как сильно, как нестерпимо страстно желание встретить человека во тьме, под землей, куда ты, точно крот, врывался долгие месяцы!
Стараясь говорить проще и
понятнее, она волновалась, и
слова ее речи сыпались одно за другим торопливо, несвязно. На губах ее все время играла жалобная усмешка.
Он знал их под грубыми и зазорными
словами, эти
слова возбуждали в нем неприятное, но жгучее любопытство; его воображение упорно работало, но все-таки он не мог представить себе всего этого в образах,
понятных ему.
Ничего в нем не было — ни нужных
слов, ни огня, было в нем только желание,
понятное ему, но невыполнимое… Он представлял себя вне котловины, в которой кипят люди; он видел себя твердо стоящим на ногах и — немым. Он мог бы крикнуть людям...
А вы, вы ради
слова, в котором, может быть, не всегда есть содержание,
понятное вам, — вы зачастую ради
слова наносите друг другу язвы и раны, ради
слова брызжете друг на друга желчью, насилуете душу…
Евсею хотелось говорить, в голове суматошно мелькали разные
слова, но не укладывались в
понятную и ясную речь. Наконец, после многих усилий, Евсей нашёл о чём спросить.
Мамаев. Я ведь не строгий человек, я все больше
словами. У купцов вот обыкновение глупое: как наставление, сейчас за волосы, и при всяком
слове и качает, и качает. Этак, говорит, крепче,
понятнее. Ну, что хорошего! А я все
словами, и то нынче не нравится.
Это было умно, и в
словах слышался тонкий намек дружеской иронии,
понятной только посвященным.
Можем сказать только то, что не он тот человек, который сумеет, на языке,
понятном для русской души, сказать нам это всемогущее
слово: «Вперед!».
Англия!.. он непременно представляет себе за этим
словом нечто реальное, осязаемое…
понятное ему…
Золотилов.
Слова очень
понятные, потому что отними ты у нее ребенка, ваши отношения всегда бы могли быть кончены; а теперь напротив: муж там побранит ее, пощелкает, а она все-таки сохранит на тебя право на всю твою жизнь. Я очень хорошо, поверь ты мне, милый друг, знаю этот народ. Они глупы только на барском деле; но слишком хитры и дальновидны, когда что коснется до их собственного интереса.
Последняя фраза старика рассеяла мою дремоту. Я сел против огня и задумался. Темная ночь, незнакомое место, незнакомые люди и не совсем
понятные речи, и, наконец, это странное, зловещее
слово… Мои нервы были расстроены.
Как хотите, но не может же взрослый человек, оторванный от простой, серьезной и
понятной жизни, поверить вам на
слово, что эти фокусы действительно необходимы и имеют разумное основание.
— А я думала, что вы меня оставите так, — вдруг вырвалось у ней невольно, так невольно, что, может быть, она совсем и не заметила, как сказала, а между тем — о, это было самое главное, самое роковое ее
слово и самое
понятное для меня в тот вечер, и как будто меня полоснуло от него ножом по сердцу!
И есть между нами какая-то разница, мало
понятная мне: для меня
слово имеет душу мягкую, гибкую, а они говорят речью обычною, а влагают в
слова смысл иной, неясный мне.
Я не знал, как объяснить ему. Мне казалось, что для этого нет
слов,
понятных Микеше, и некоторое расстояние мы проехали молча среди темной и притихшей тайги… Потом он легко соскочил с лошади и пошел рядом, несколько впереди, заглядывая мне в лицо.
Русский народ говорит своим старым языком; судьи и подьячие пишут новым бюрократическим языком, уродливым и едва
понятным, — они наполняют целые in-folio грамматическими несообразностями и скороговоркой отчитывают крестьянину эту чепуху. Понимай как знаешь и выпутывайся как умеешь. Крестьянин видит, к чему это клонится, и держит себя осторожно. Он не скажет лишнего
слова, он скрывает свою тревогу и стоит молча, прикидываясь дураком.
Когда выдавали ее,
понятное дело, он
слова пикнуть не смел…
После всего сказанного мною будет еще
понятнее, как верно и живописно несколькими
словами изображен сокол в «Новом уложении и устроении чина сокольничья пути»: «Красносмотрителен же и радостен высокого сокола лет».
И стали готовить Катеньку ко вступлению «на правый путь истинной веры»; когда же привезли ее в Луповицы и она впервые увидала раденье, с ней случился такой сильный припадок, что, лежа на полу в корчах и судорогах, стала она, как кликуша, странными голосами выкрикивать
слова, никому не
понятные.
Но никто не обратил внимания на ее
слова и не поддержал на этот раз Маню; все считали, что напоминание о котлетах в эту торжественную минуту было совсем некстати. Всех нас охватило новое чувство, вряд ли даже вполне доступное нашему пониманию, но зато вполне
понятное каждому истинно русскому человеку, — чувство глубокого восторга от осветившей нашу душу встречи с обожаемым нами, бессознательно еще, может быть, великим Отцом великого народа.
— Так и должно быть. Они так будут вместе! — произнесла княжна ни для кого не
понятные, загадочные
слова и, почти твердо шагая, направилась к карете, поддерживаемая Эрнестиной Ивановной, моргавшей полными слез глазами.
Когда дверь кабинета затворилась за Вадимом Григорьевичем, Корнилий Потапович снова принялся за рассмотрение своей тетради, перелистывая ее взад и вперед и делая про себя одному ему
понятные односложные замечания. Это были скорее не
слова, а продолжительные междометия.
— Барин нету — не понимай… моя ваш… — говорил Герасим, стараясь сделать свои
слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Вполне понятно, что перед милыми слушательницами моими я не столько мудрец, открывший тайну железной решетки, сколько великий страдалец за не совсем им
понятное, но правое дело; чуждаясь рассуждений отвлеченных, они с жадностью ловят каждое
слово сочувствия и ласки и отвечают тем же.
Дабы сделать дальнейшее повествование более
понятным моему благосклонному читателю, я вынужден сказать несколько
слов о том исключительном, весьма для меня лестном и, боюсь, даже не вполне заслуженном положении, какое занимаю я в нашей тюрьме.